«А пинтеле ид» ‒ еврейская искорка, еврейская изюминка или точка еврея. Если проще – это что-то вроде неуловимой ментальности, присущей только евреям и притягивающей их друг к другу. Вот как это пишется на идиш: א פינטעלע איד Благодаря этому притяжению на ментальном уровне, днепровский предприниматель Беньямин Чернышев, сначала потеряв, обрел Б-га, веру, а с ними – заново и себя. И было это 17 лет назад…
‒ Я родился в 1964 году. Был вторым ребенком у родителей. В честь папиной мамы, бабушки Баси, умершей незадолго до моего появления на свет, меня назвали Борисом,‒ рассказывает Беньямин. ‒ Моя мама, Черткова Мзри Рахмиловна, родилась еще в Екатеринославе. Была санитарным врачом дорожной санэпидстанции. Папа, Чернышев Исаак Хаскелевич, в миру Александр Харитонович, родом из Бобринца Елисаветградской губернии, ныне Кировоградской области. Участник Второй мировой войны – последней, японской ее фазы. После восьми лет службы в армии закончил Днепропетровский сварочный техникум, стал дипломированным сварщиком, работал мастером производственного обучения в ГПТУ №10, затем руководителем отдела областного управления профтехобразования. Слыл, как тогда говорили, мастером на все руки. В подвале обычной пятиэтажки оборудовал столярно-слесарно-переплетную мастерскую. Папины станки сохранились до сих пор.
‒ Если можно, немного подробнее об отце, о его участии в войне.
‒ Папа 1926 года рождения. В 1942-м, когда ему едва исполнилось 16 лет, его мобилизовали, но не на фронт, а на учебу в минометно-пулеметное училище младшего комсостава. После окончания направили на Дальний Восток. А тут и война с Японией, в которой старшина Чернышев принимал самое непосредственное участие. За мужество и отвагу награжден боевыми орденами и медалями. Правда, редко их надевал и практически никогда не рассказывал о том периоде своей жизни. Когда же спрашивали, отнекивался, дескать, лучше об этом не вспоминать. Может, и потому, что его до последнего не отпускала горечь утраты старшего брата, пропавшего без вести под Сталинградом.
С Великой Отечественной войной у рода Чернышовых свой особый счет. Довольно много носителей этой фамилии попали в еврейские гетто, концлагеря с газовыми камерами и расстрельные рвы, как в папином родном Бобринце.
Война коснулась и мамин род. Ее двоюродный брат, чудом выживший во время массового расстрела евреев в Бердянске, где погибли вся его семья и родственники, ушел воевать и стал полным кавалером ордена Славы и двух орденов Красной Звезды.
‒ Как правило, воспитывавшихся в еврейско-советских семьях, бессмысленно спрашивать об их приобщении к еврейским традициям, тем более, о национальной идентификации…
‒ Увы, мои родители, евреи, постоянно прилагали усилия, чтобы я в школьные годы не ассоциировал себя с еврейством, даже не причислял себя к евреям… Хотя, подсознательно, что называется, автоматически отец, например, смотря телевизор, мог с неподдельной гордостью вслух читать титры с еврейскими фамилиями какого-нибудь фильма или телепередачи… Что, естественно, не проходило мимо меня, откладываясь юном, все впитывающем сознании. Благодаря же маме и бабушке, в определенные дни на столе у нас появлялись всеми любимые форшмак, гефилте фиш или маца, которую бабушка из конспирации называла специальным хлебом. Понятно, что в то время подобные предостережения делались многими еврейскими родителями во благо своих детей, их настоящего и будущего.
Показательный пример. При получении паспорта заполняю анкету, где в графе «национальность» не задумываясь пишу «еврей». Подходит время получения, а мне под каким-то надуманным предлогом отказывают. И длится все это несколько месяцев. В конце концов, выяснилось, что родители заплатили кому-то в паспортном столе, чтобы в паспорте стояла другая национальность.
Насколько я знаю, из всего старшего поколения двух наших семейных ветвей мама единственная, кто не знал идиша. Поэтому я улавливал смысл разговора, только когда папа с кем-то из родственников разговаривал на идиш. Со временем и я научился понимать, но не разговаривать. К сожалению, после их ухода идиш для меня стал почти мертвым языком. Как-то пытался восстановить забытое, но с возрастом это стало трудновато.
‒ Школьные годы… О чем вы мечтали, что увлекало?
‒ До четвертого класса я учился в 23-й школе, а когда родители переехали в район проспекта Калинина – в 36-й. Если скажу, что хотел быть космонавтом, пожарником или еще кем-нибудь в этом романтическом перечне, ‒ никого не удивлю. Но серьезно мечтать об этом как-то не получалось – потому что был не мечтателем, а разгильдяем, задирой и непоседой… По натуре и складу ума я технарь. Наверняка унаследовал отцовские гены. В школе был на «ты» с точными науками. Поэтому и учился в математическом классе. Но любимым предметом была физика, несмотря на то, что учителем физики был явный антисемит, что называется, на дух не переносивший даже детей-евреев. Однако следует отдать ему должное, оценивал знания учеников не по национальному признаку. На втором месте шли геометрия и алгебра. Одновременно очень любил и литературу. В итоге школьный аттестат испортили лишь несколько четверок – по рисованию, пению, географии, английскому. По остальным предметам «твердые пятерки».
‒ Небось, на физмат замахнулись после школы?
‒ Нет, поступил в металлургический. Над нашей 36-й школой шефствовал завод Петровского. В старших классах частенько водили туда на экскурсии по цехам. Вот тогда-то меня и заворожила эта металлургическая мощь. Не последнюю роль в выборе сыграла и дружба с одноклассником и одногруппником по институту Геной Бергеманом, сыном тогдашнего начальника сорто-листопрокатного цеха Петровки. Кстати, Геннадий Владимирович Бергеман впоследствии стал гендиректором «ЄВРАЗ ДМЗ им. Петровского».
Так вот, факультет обработки металлов давлением ДМетИ я закончил в 1987-м с красным дипломом. «Покупатели» на распределительной комиссии пригласили меня в престижный тогда институт черной металлургии младшим научным сотрудником. Плодотворно проработав там четыре года, ушел на вольно-коммерческие хлеба.
На мизерный уставной капитал открыли фирму по производству металлоконструкций – изготавливали набиравшие популярность бронированные двери, решетки, корпуса складских ангаров. Через пару-тройку месяцев за нашей продукцией стояла очередь со всеми законно вытекающими материальными благами. Естественно, нашлись завистники, вернее, один человек, положивший начало моим дальнейшим негараздам. Началось с проплаченных визитов разного рода инспекций, дабы закрыть или отжать наше производство. А когда это не получилось, заказал мою изоляцию по статье УК. Инкриминировать мне «хищение госсредств в особо крупных размерах посредством сокрытия доходов» не удалось – бухгалтерия фирмы оказалась безупречна. Решили наехать с подветренной стороны – «нарисовали» неуплату алиментов. Да, из-за производственных хлопот, я три месяца забывал перечислять денежное содержание на ребенка бывшей жене. Вердикт суда – один год общего режима. Отсидел «от звонка до звонка», правда, полгода на поселении.
‒ Что или кто подтолкнул вас обратиться к Б-гу, к вере?
‒ Освободился, а у меня в полном смысле – ни кола, ни двора. Жена уехала на ПМЖ в Израиль, а по закону после отсидки по экономической статье три года мне возбранялось выезжать за рубеж. Тут и родителей не стало… Почему так сложилась моя жизнь? Когда-то я совершил некий поступок, за который и расплачиваюсь. Но, с другой стороны, это стало проверкой для тех людей, кто был рядом. И одновременно нашлись совершенно посторонние и малознакомые люди, бескорыстно предложившие свою помощь – деньги на первое время и работу. Тогда не задумывался, нынче же уверен: это происходило не случайно, а с Б-жей помощью.

Начал с торговой точки по продаже сантехники на Озерке. Чуть позже предложили разнообразить ассортимент хозтоварами. Но, помня о горьких уроках прошлого предпринимательства, этот бизнес на себя регистрировать не стал, для чего взял в дело компаньонку. Словом, торговля пошла – открыл три магазина в городе, а количество торговых точек на Озерке увеличилось до семи. После чего моя компаньонка, обладая всеми юр. документами на это добро, мягко говоря, посылает меня… вновь к разбитому корыту. Вот тогда-то я от отчаянья и пришел в синагогу, сами ноги понесли. Пришел и по незнанию сел на место, как потом узнал, светлейшей души человека, к сожалению, ушедшего от нас Александра Абрамовича Фридкиса. Подходит ко мне бородатый еврей, представляется Элишей Павлоцким, завязывает беседу и неожиданно предлагает надеть тфилин. Надел. И с этого момента все началось. Началось мое перерождение в еврея, принятие Б-га и веры. Через пару месяцев, опять же по предложению Элиши Павлоцкого, я совершил обряд брит-милы и, не задумываясь, выбрал еврейское имя Беньямин.
‒ Как полагаете, почему все это свершилось?
‒ В каждом еврее на генно-ментальном уровне заложена некая понятийная функция «еврейской точки». На идише это звучит: «А пинтеле ид». И когда я в отчаянии пришел в синагогу, Элиша Павлоцкий уловил мое состояние и кинул «утопающему спасательный круг» еврейства и веры именно в эту мою точку. Как любое, брошенное в землю, зернышко быстро проросло благодатными всходами. Мне повезло, я попал на уроки Торы к учителю, ставшему другом, ‒ раву Дову-Беру Байтману, который дал мне и дает очень много духовного. После знакомства и общения с ним я еще больше укрепился в правильности своего выбора и отношения к жизни, к осознанию того, что Б-г есть, сейчас, здесь и всегда будет с нами.
Теперь, как и мои духовные наставники, пытаюсь отыскать эту точку еврейского соприкосновения с еще неопределившимися евреями (на снимке).
‒ В заключение нашего разговора хочется пожелать, дабы «А пинтеле ид» стала для вас не еврейской точкой, а еврейским многоточием…
Беседовал Евгений ЕВШТЕЙН
ЩЕ СТАТТІ
Бітахон Сари-Мушки Харпатіної (закінчення)
Театр ДГУ: «Січеславна-2025» та інші перспективи
Бітахон Сари-Мушки Харпатіної