Михаил КАРШЕНБАУМ

         После тяжелой болезни покинул наш неблагодарный материальный мир основатель и главный редактор еврейской газеты «Шабат шалом» Михаил Каршенбаум. Талантливый и очень приличный человек. Мне посчастливилось общаться с ним, работать и даже дружить больше тридцати лет.

         Что Миша умел и мог, знает довольно много народу. Хотя бы потому, что он знаком был с половиной города. Он мог при глухой советчине с фамилией Каршенбаум защитить кандидатскую диссертацию в Москве. Мог, будучи геофизиком, начать издавать еврейскую газету (в 1991-м году, между прочим), мог больше тридцати лет быть ее главным редактором. А мог – депутатом горсовета. Мог каким-то загадочным образом связать правильных людей в разных странах, чтобы в родной город начал возвращаться со своими работами гениальный Вадим Сидур. В общем, он много чего мог и умел. Но я, пожалуй, скажу о том, чего Миша не мог, не умел, не понимал.

         Так вот. Он был первым из моих знакомых, кто помогал людям не потому, что нуждающимся в помощи нужно помогать, не потому что это мицва, а потому что просто не мог не помогать. Был у Миши такой автор Эдуард Флинк. Один из первых, кто стал писать для еврейской газеты. Одинокий, больной, пожилой человек. Миша помогал ему жить до последнего дня. Забирал из дому материалы, привозил гонорары, выслушивал упреки за сокращения и правки, покупал еду. Я, будучи не очень коммуникабельным и не слишком человеколюбивым товарищем, иногда говорил: «Миша, это уже слишком». На что Миша пожимал плечами и отвечал: «Ну, я не знаю…». И все оставалось по-прежнему.

         Еще он не умел обижать. Именно не умел. Все прекрасно понимая, не умел сказать графоману, что он графоман, бездельнику, что он бездельник, лжецу, что он лжец. Конечно, учитывал все это, имея с такими людьми дело, но не более того. Считал, что обижать не имеет смысла. «Ну скажу я обманщику, что он обманщик, – он что, перестанет врать? Или графоман, услышав от меня о своем графоманстве, перестанет быть графоманом?» «Хоть время твое отнимать не будет», – говорил я. «Да, – говорил Миша, – времени жалко». И все оставалось по-прежнему.

         Он не умел пообещать и не выполнить. Не умел сделать что-либо плохо. Просто не понимал – зачем? Кому от этого польза? Не умел хамить. И как без этого умения ездил в наших трамваях – загадка. Да он на встречу опоздать не умел и, если это все же случалось, ел себя поедом.

         Не умел обманывать. Обманываться ему приходилось, и даже крупно, а обманывать?.. Я во всяком случае такого за ним не помню. В самом крайнем случае мог промолчать. Промолчать и улыбнуться так, как на этой фотографии. И все оставить по-прежнему.

         Теперь Миши нет, и по-прежнему уже не будет. Никогда не будет по-прежнему, а жалко. Очень жалко. Очень.

Александр ХУРГИН,

литературный редактор «Шабат шалом»