Отрывки из обрывков с остановками по требованию

Впервые школьный порог я переступил в Днепропетровске, четырехлетку окончил в Красноярске, аттестат зрелости получил в Харькове, где прожил шестнадцать лет, включая три с половиной года срочной службы в армии.

            У выпускников выбора не было – только в вуз. Мне, «инвалиду 5-й графы», попасть туда было очень непросто. Тем более что с точными науками я не дружил. В 4-м классе на экзамене по арифметике все уже сдали свои работы, а я сидел в пустом классе, смотрел на цифры и плакал… Ничего не соображал. Уже и учительница пыталась подсказывать. Глухо. Короче, в свидетельстве об окончании начальной школы все пятерки и одна четверка – натянули, чтоб не портить общую картину успеваемости.

В старших классах у меня списывали диктанты, а я списывал задачки. Зато с удовольствием писал сочинения, особенно на вольную тему.

            На мой выбор вуза повлияла Надежда Афанасьевна Грановская, одна из лучших словесниц Харькова. У нее была собственная, очень интересная методика преподавания.

            Словом, подал заявление на отделение журналистики филфака университета. Первый экзамен – устный украинский – завалил. Не хочу, не могу, не имею права утверждать, что меня зарубили по «5-му пункту». Помню, что растерялся, хотя всегда знал на твердую четверку.

В результате с большим трудом меня зачислили на заочное отделение украинского языка и литературы. Там был недобор.

            ОСТАНОВКА ПО ТРЕБОВАНИЮ. Впереди замаячила фигура «шкраба». Это давно забытое слово из советского канцелярита означает «школьный работник», попросту учитель. Такая перспектива меня не привлекала.

            Помог случай. Однажды услышал по радио сообщение, что ректору ХГУ профессору И. Н. Буланкину присвоили почетное звание заслуженного деятеля науки УССР. И я совершил дерзкий, наивный, в какой-то степени детский поступок. А может, Всевышний надоумил. Короче, двинулся на прием к ректору. Секретарь сказала, что ректор у себя. Вошел в кабинет и то ли выпалил, то ли промямлил что-то вроде: «Иван Николаевич, у вас сегодня праздник, хорошее настроение. Доставьте и мне немного радости. Переведите на отделение журналистики…». И услышал: «Пишите заявление».

            Сейчас в это невозможно поверить – так просто попасть к важному лицу. Без записи, расспросов, согласований. По-видимому, в те годы отношения в обществе между людьми были проще. Но главное, думаю, в том, что ректор оказался истинным интеллигентом, для которого антисемитизм – позорная болезнь.

            В справедливости моего мнения о ректоре я убедился спустя много лет, когда мне в руки попал старый харьковский журнал «Истоки». Вот о чем там говорилось. В начале 1953 года в стране началась антисемитская кампания. Поводом стало, как известно, «дело врачей». «Чистка» прошла и в ХГУ. Цитата из журнала:

            «Единственное, что смог сделать ректор университета Буланкин, человек несомненно порядочный, – это отсрочить на месяц общее собрание по ”кадровым вопросам“. Это был поступок! Царствие ему небесное».

            О том, чтобы устроиться хоть кем-нибудь в газету, даже в заводскую многотиражку, в те годы и помыслить было невозможно. Предел мечтаний – корректор. Однако попыток где-нибудь напечататься я не оставлял. Начал читать афиши, бегать по мероприятиям и приносить в отдел информации областной газеты «Красное знамя» маленькие заметки. Их печатали вместе с другими такими же под рубрикой «Нам пишут».

            ОСТАНОВКА ПО ТРЕБОВАНИЮ. Мой сосед и товарищ Роня иронизировал: «Нам пишер». Но я не обижался. Ронька, сын репрессированного, сгинувшего отца – крупного экономиста, – вместе с немолодой уже мамой влачил жалкое существование. Кем он только не работал! Позже женился на москвичке и переехал в столицу. А через годы он, Мирон Черненко (стопроцентный иудей) стал президентом гильдии кинокритиков Союза кинематографистов СССР. Вот какие метаморфозы преподносит иногда жизнь.

            Эти крохотные, в несколько строк, «информушки» погоды не делали, платили за них копейки. Сидеть на шее родителей было стыдно, спасибо им, никогда не поднимали эту тему, хотя все годы жили мы очень скромно, бывало, и нуждались.

            В университете начался первый учебный год. Я добросовестно посещал лекции вместе со студентами стационара, познакомился со всеми в группе. Отнеслись нормально, никакого дискомфорта не чувствовал. Это помогло и позже, когда через пару лет в Киевском универе открылся факультет журналистики, и всех перевели туда. На сессии и мне пришлось ездить в Киев, снимать угол. А пока находил жилье, ночевал в общежитии с ребятами из группы.

            Все преподаватели были профи старой закалки. Среди них немало евреев, которые чуть позже на себе почувствовали все «прелести» гонений.

            Заочники обязаны были где-нибудь работать. Начал искать «место». Как нашел, не помню. Но первая запись в моей трудовой книжке такая: «Книгоноша магазина подписных изданий. Документами не подтверждено». Поскольку в тарификационном справочнике профессий такой должности нет и никогда не было. Появилась она спонтанно, когда в центре Харькова открылся такой магазин.

            ОСТАНОВКА ПО ТРЕБОВАНИЮ. Как ни удивительно, книг в послевоенные годы выходило много. Часто в первоклассном полиграфическом исполнении, в твердых переплетах. Каждая такая книга вкладывалась в картонный футляр и весила прилично. Поэтому при оформлении подписки предлагалась услуга доставки на дом. Причем недорого – рубль за книгу. Многие соглашались.

            Нас было двое книгонош на весь Харьков. Я и Глеб Ходорковский, ершистый паренек, наверное, столь же «удачливый».

            …По утрам приходил я в магазин и с двумя довольно тяжелыми связками книг отправлялся по адресам. Как уже упоминал, за доставку одной книги платили мне рубль (это и был заработок), но бывали и чаевые. Некоторые подписчики, когда пытался им дать сдачу, останавливали. Чаще всего мой визит проходил в молчании, хотя иногда люди начинали расспрашивать, кто я и что я. Обычно в квартире была хозяйка или домработница. Редко, но приходилось видеть известных людей – ученых, партийных деятелей.

            Помню, мы оба, два нищих молодых еврея, все время искали возможность подзаработать. Однажды в какой-то квартире хозяйка рассказала, что ее покойный муж сохранил дореволюционный архив – то ли земства, то ли управы, – что-то в этом роде. Мы с Глебом загорелись идеей все это продать – в музей, архив, библиотеку. Словом, сбросились, купили гору отчетов и загрузили в кладовку моей коммуналки.

            Мы были продвинутые ребята, но просчитались. В более благополучное время на этих материалах кто-то мог написать диссертацию, и не одну. Но тогда краеведением никто не занимался, и мало кто вообще знал, какая это важная и перспективная наука. В результате весь архив отправился в мусорный бак. «Попитка не питка» – с таким акцентом в каком-то рассказе говорил старый местечковый аид. Больше мы с Глебом в сомнительные авантюры не ввязывались.

ОСТАНОВКА ПО ТРЕБОВАНИЮ. Работы у книгонош было много. Харьков не случайно несколько лет был столицей Украины. Известные научные и медицинские школы. Две военные академии. Заводы-гиганты. Чудо конструктивизма – Госпром. Секретный УФТИ – Украинский физико-технический институт, где работали корифеи физики, в том числе и будущий нобелиат Лев Ландау. Один из старейших университетов. А какие знаменитые театры! Короче, не прослойка интеллигенции, а толстый слой.

            Читатель, наверное, понимает, что чаевые быстро уходили на мелкие расходы. Работа ни удовлетворения, ни пользы не приносила, да и таскаться с нелегким грузом по квартирам не очень легко.

            Конечно, я был комсомольцем. И тут пришла в голову мысль пойти в обком этой организации, – может, что предложат. Естественно – облом. Стою в коридоре, весь из себя грустный. Подходит ко мне молодой парень в очках и начинает расспрашивать, что я тут делаю. Звали его Виталий Гаврилов. Он рассказал, что при обкоме есть лекторская группа, и если написать хорошую лекцию и с ней выступать, за это будут платить. Но сначала текст обсуждается на заседании группы. От этого все зависит. Что-то приготовил, предложил. Но убейте – не помню, имело ли это какое-то продолжение.

ОСТАНОВКА ПО ТРЕБОВАНИЮ. Прошло немало лет. Мы с Виталием встретились в другом городе. Он недавно женился, и однажды мы вдвоем ходили в роддом, где лежала его жена. К слову, Виталий помог мне с дипломной работой. Не знаю, как сложилась его дальнейшая жизнь, но помню о нем все эти годы.

            Потом началась производственная практика. Пришло направление в областную газету «Красное знамя», в отдел информации. В один из последних дней практики в газете напечатали «подвал». Это был мой репортаж о торжественном открытии, при огромном стечении жителей трех областей, первого, как я думаю, в Советском Союзе такого памятника: на постаменте стоял танк – знаменитая «тридцатьчетверка». Происходило это событие под Прохоровкой, где в годы войны сошлись две танковые армады.

            У меня с этим материалом связаны кое-какие воспоминания.

            Интереса к чтению лекций я не потерял, и незадолго до того, как загремел в армию, написал на модную тогда тему: «Распад американской буржуазной культуры». Взял текст с собой.

            Службу проходил в Якутии, в самом конце Колымской трассы. Поселок Усть-Нера, где находился ИндЛаг – Индигирский лагерь МВД.

            И однажды предложил замполиту дивизиона прочитать «контингенту» эту лекцию. Тот, естественно, обрадовался. В кои-то веки! Тема злободневная, флаг тебе в руки. И вот в клуб заходят слушатели. Я – на сцене, в зале, в первых рядах, – офицеры. Поглядывая на текст, отчитал. Кто-то встал и спросил, есть ли вопросы. Ни звука. Гробовая тишина. Прозвучала команда. В полном молчании публика входила в клуб и в такой же абсолютной тишине его покинула. Я очень быстро понял, что сидельцам-уголовникам эти лекции по барабану. А политические наверняка знали правду об «американской буржуазной культуре» и «загнивающем Западе».

ОСТАНОВКА ПО ТРЕБОВАНИЮ. В отчете политотдельцы факт лекции оценили положительно. Им плюс: провели «идеологическую работу» с контингентом. Поставили галочку. Когда я прокручиваю в памяти данный сюжет, картина получается иррациональная: на сцене молодой очкарик, в форме с ненавистными им красными погонами, рядовой, даже не ефрейтор. В зале – несколько сотен зеков в темных телогрейках. Тема лекции «…». Оно им надо? На этом моя роль «пропагандиста» в армии закончилась. А могли и лычку дать…

            …Прошло время. И я, уже дипломированный специалист, вновь столк­нулся с поиском работы. И снова вспомнил Виталия Гаврилова и лекторскую группу обкома комсомола. Ведь кое-какой опыт у меня уже был. Так началось длительное сотрудничество с Всесоюзным обществом по распространению политических и научных знаний. Тогда для всех предприятий, организаций и учреждений имелась разнарядка на проведение лекций. Подготовил несколько текстов, и по путевке Общества выступал. Это оплачивалось, правда, хреново. Темы у меня были только гуманитарные.

            Ну а потом с работой по специальности все устаканилось.

            Финальный аккорд моей просветительской деятельности прозвучал уже в Днепропетровске. Очень люблю Эдит Пиаф. Дома есть пара грампластинок. И в один прекрасный день я написал лекцию-концерт «Песни Эдит Пиаф». Какие-то куски текста заканчивались песнями в ее исполнении. Записал их на магнитофон худрук Дома ученых, он и включал его в нужном месте. Дворец студентов заказал большую красочную афишу. Дом ученых под завязку заполнила молодежь, даже стояли под стеночкой. В те годы это было действительно что-то необычное. Кроме того, вход был свободным.

Игорь МАНЕВИЧ